File:Drevnosti RG v1 ill095.jpg

Русский: Древности Российского государства (Antiquities of Russian country), 1846—1853. Т.1. Иллюстратор — Солнцев, Фёдор Григорьевич

Никон Патриарх со своим клиром

Это изображение в старинных рамах, писанное на холсте, высотой около трех, а шириной около двух аршин, занимает место на хорах в Воскресенском монастыре, или Новом Иерусалиме. На нем представлен во всем святолепном величии своего сана на горнем, или святительском, месте знаменитый патриарх Никон, основатель этого монастыря, как значится и в надписи: св`тtйшаго Никона Патрїарха Московскаго и всея Росїи. Над головой его виден на стене образ Богоматери; патриарху предстоит клир его. Все они в полном облачении, как должно быть в соборной службе. На патриархе тот же самый омофор и та же митра, какие хранятся в Патриаршей ризнице; на персях у него панагия и крест. В левой руке у него посох с рогами; правая — положена на раскрытую книгу, которую держит перед ним юный подьячий Герман. Ему предстоят с благоговейным вниманием его сослужебники: архимандрит Воскресенского монастыря Герасим в фелони и митре, потом духовный отец его, иеромонах Леонид, иеромонах Иов, архидиакон Евфимий, диакон Иосия, подьячий Илиодор и, наконец, подьячий Серафим, держащий в руках патриаршие четки и очки. Поскольку все сии лица из монашествующих, то можно с достоверностью полагать, что живописец изобразил святительское служение, или проповедание Слова Божия, в монастыре Воскресенском. По своему значению в первенствующей и отечественных церквях замечателен для нас в патриаршем клире архидиакон как первенствующий над диаконами. Он в монашеском клобуке, потому что в архидиаконы при патриархах, митрополитах и архиепископах поставлялись из монашествующих. Чин этот существовал в российской церкви до издания Духовных штатов 1764 г.. Наконец этот самый отрок, подьячий Серафим, сопровождал патриарха на Собор, созванный в Чудове монастыре для низложения этого святителя, и там, несмотря на препятствия, предстоял ему с крестом.

По содержанию своему и времени это изображение важно не только в художественном, но и в историческом отношении, потому что представляет нам не только черты и облачение вели-кого деятеля в отечественной церкви, но и его клир — его сотрудников, сострадальцев.

В правильных и вместе резких чертах патриарха выражается какое-то самосознание ума, пылкость и стойкость характера, крепость воли. Несмотря на то, что переступил за полвека своей жизни, он еще сохранил бодрость и свежесть сил телесных; умное и одушевленное его лицо составляет резкую противоположность с окружающими его лицами. Достойное быть на первом плане, оно выражает готовность на молитву и подвиг. По сходству его с изображением под № 92 и с другими можно заключать, что он списан здесь с натуры. В окружающих его лицах выражено различие характеров, возрастов, наций и положений. Возьмите, например, лицо духовника патриаршего. Оно являет маститого старца, опытного в монашеской жизни, украшенного сединами, благоразумием и смирением. Ему противоположны лица архидиакона и диаконов, полные силы, юные, свежие; мужественные их черты обещают мужественный басистый голос, для коего они избирались патриархом, любителем святолепности церковного служения. Подобно как у других сослужебников, во взорах его выражается внимание к словам святителя; между тем как глаза двух юных подьячих устремлены на патриарха в ожидании мановения его: один, чтобы перевернуть лист в книге, другой, чтобы подать ему очки и четки. Судя по лицеочертанию, некоторые из клириков Никона похожи на греков, евреев, молдаван. И действительно, окружая себя иностранцами для перевода и сличения книг с греческого и латинского языков, любознательный архипастырь нередко сам с ними занимался. Некоторые из этих сотрудников и собеседников разделяли с ним опалу и заточение.

В сочинении картины художник, верный приличию и чинности, пожертвовал местности законными условиями перспективы. Стесняясь размещением лиц, он принужден был смешать второй план с третьим, вместе с тем и пропорции голов, для того чтобы выказать в своем свете все лица, имевшие свое значение в клире патриаршем. Если бы поставить их по обе стороны патриарха, то одни заслонили бы других. Все же на одной стороне, в один ряд, не могли бы разместиться; для сего он поставил их в два ряда: одних над другими, так как поступают зографы в многолюдных иконах. Кроме этого, в картине недостает еще перспективного воздуха. Но головы нарисованы правильно и отчетливо, лицам дано соответственное их характеру выражение.

В целом заметно согласие и теплота колорита, так что это произведение можно признать одним из прекраснейших памятников портретной живописи XVII столетия в России. Разительную с ним противоположность по стилю и некоторое сходство в чертах лица представляет изображение Никона на иконе св. царей Константина и Елены, стоящей на Голгофе в Воскресенском монастыре: патриарх с царем и царицей в молении припадает к подножию креста. Там виден живописец-художник, здесь иконописец-подражатель.

По выражению, картина сия более принадлежит к фламандской или голландской, чем к итальянской, или фряжской, школам. Последователи первой находились в числе царских и даже патриарших зографов, кои при государевом и святительском дворах составляли род Академии художеств. Между ними были и чужестранные живописцы: из Австрии Данило Вухтер и Иван Детерс, из Швеции Дерсон, или Детерсон, из Англии Иван Инглес, из Польши Станислав Лопуцкий, Василий Познанский и проч. Они перенесли к нам стиль школы, тогда господствовавшей в Европе, и с тем вместе истинное понятие о портретной живописи. Не показывает ли даже самое название портретов иконами, подобиями, потом парсунами, персонами, лицами (person, personne), что портретное искусство сперва заимствовано русскими от греков, потом от итальянцев и немцев. Хотя опыты в нем известны были русским еще в Киеве при великом князе Святославе Ярославиче1 и в Москве при Иоанне III, но в XVII в. оно стало более распространяться, когда художники начали изучать красоту внешних линий и вносить в искусство личность и народность. Тогда, кроме св. икон, царские и святительские палаты, боярские хоромы и светлицы украшались портретами государей и иерархов. По свидетельству Рейтенфельса в 1670 г.: «Некоторым особам позволялось иметь в своем доме портрет Царя, в знак особенной милости». В «Титулярнике» 1672 г. помещены портреты царей Михаила и Алексея, царевича Алексея Алексеевича и Никона Патриарха. В переписной книге Оружейной палаты 1687 г. значатся: «Парсуна Великаго Государя Царя Михаила Федоровича на доске длиною 1 аршин 10 вершков, шириною 1 аршин 1 1/2 вершка; Парсуна Великаго Государя Царя Алексея Михайловича писана по полотну, длиною 3 аршина 2 вершка, шириною 2 аршина 1 вершок». Хотя портреты патриархов не ставились над гробницами их в Успенском соборе, подобно как царские в Архангельском, но они сохранялись в Чудове монастыре и в Патриаршей ризнице. Когда в 1632 г. скончался св. Дионисий, архимандрит Сергиевой лавры, тогда, по сказанию его жизнеописателя, собрались к его гробу многие изографы списывать его лицо.

Употребляя науки и художества для своих целей, дальновидный Никон воспользовался и портретной живописью, чтобы сохранить изображение свое и своих любимцев и сослужебников в созданном им Новом Иерусалиме, где он назначил себе могилу на месте погребения царя-священника Мельхиседека в древнем Иерусалиме.

К сожалению, на самой картине, по всей вероятности, современной Никону Патриарху, не нашли мы ни имени художника, ни года ее написания.

Принимая в соображение самую надпись, где этот святитель назван только Патриархом Московским и всея России, можно бы предполагать, что изображение Никона писано до 1655 г., когда ему за спасение царского семейства от моровой язвы дан царем титул Великого Государя, который он неохотно принял. Но если предположить местность в Воскресенском монастыре, коего строение начато в 1656 г., то надобно отнести эту картину к године испытания Никона, когда ему поставили в вину невольное присвоение титула Великого Государя и когда этот вольный изгнанник, отрясши прах от ног своих в воротах кремлевских, связанный духом, отошел в свой Новый Иерусалим. Последнее подтверждает изображенный на картине Воскресенский архимандрит Герасим, который вступил в 1658 г. в управление монастырем после Стефана, построившего там первую деревянную церковь в честь Воскресения Христова.

Это изображение стояло прежде в соборе Воскресенского монастыря над Патриаршим местом. Но император Павел I, поклонившийся здесь Никону, заметив, что оно портится от сырости, велел наклеить его на доску и поместить на хорах у придела в честь Тихвинской Богоматери, где находится и доныне.